Залитая кровью одежда, а также носовой платок Дмитрия Карамазова, попади они сегодня в руки врачей, могли дать следствию неоспоримые доказательства виновности обвиняемого. А могли и не дать, коль скоро нельзя было исключить сходство антигенной структуры крови Григория и Федора Павловича. Однако современные судебно-медицинские эксперты располагают и другими методами изучения вещественных доказательств, о чем хорошо осведомлены криминалисты.
Чтобы не выходить за рамки судебной медицины, мы не будем говорить об эффективности дактилоскопии - исследования отпечатков пальцев, которые в деле Дмитрия Карамазова должны были остаться на разорванном конверте с деньгами. Лучше заметим, что предполагаемое оружие убийства - медный пестик - наверняка оставило на проломленных костях черепа старика четкие характерные следы. Сегодня они, как и залитая кровью одежда, стали бы предметом пристального внимания врачей. В подтверждение сошлюсь на реальную историю, случившуюся несколько лет назад.
...Холодным ветреным утром в правление степного совхоза, расположенного километрах в двухстах от низовьев Волги, прибежал чабан Зиновий Бондарь. Рядом с землянкой, сказал Зиновий, где он живет во время выпаса овец, убит его сосед, чабан Булат Галиев. Сообщили в милицию. Спустя два часа на место преступления приехали дежурный оперуполномоченный и врач.
Булат Галиев лежал на войлочной подстилке, расстеленной на земле, укрытый поверх пальто ватным одеялом. Вокруг никаких следов борьбы. Из ран, расположенных в левой половине головы (Галиев лежал на правом боку), сочилась кровь.
Врач, осмотрев убитого, констатировал смерть, последовавшую от рубленых ран в области темени, виска и боковой поверхности шеи. Похоже было, что наносивший удары бил сзади по голове лежащего, а может быть, даже спящего чабана.
Расспросы семьи Бондарь ничего не дали. Тогда оперуполномоченный приступил к осмотру места преступления. И почти сразу же обнаружил топор, на рукоятке которого были заметны пятна, напоминающие следы крови. Обыскали и землянку. Там лежал еще топор, на котором никаких видимых следов не было. Зато пятен, похожих на следы крови, было много на одежде Зиновия: на подкладке рукава пиджака и правом обшлаге рубашки, на правой штанине - всюду.
На вопросы, кому принадлежат топоры и как возникли пятна на одежде, Бондарь ответил, что оба топора его. Первым, который лежал на траве, он несколько дней назад на соседней птицеферме разделывал тушу лошади, а также резал кур и свиней (после чего слегка сполоснул топор и бросил возле землянки), так что кровь вполне могла попасть на одежду. Кроме того, у него самого бывают частые кровотечения из носа.
Объяснения Бондаря сотрудник милиции признал малоубедительными. Погрузив в машину труп убитого, захватив с собой оба топора и запачканную подозрительными пятнами одежду, он уехал, предложив следовать с собой и Зиновию. По дороге оперуполномоченный остановил машину у правления совхоза, где подтвердили, что Бондарь действительно резал кур, свиней и разделывал тушу лошади.
Следователь, к которому поступило дело об убийстве Галиева, был убежден, что виновен Бондарь. Однако в юриспруденции существует так называемая презумпция невиновности: пока факт преступления не будет доказан, суд подозреваемого виновным не признает.
Вещественные доказательства отправили в местную судебно-медицинскую лабораторию. Там установили (реакция преципитации), что на верхней одежде Бондаря действительно есть пятна крови свиньи, лошади, курицы, но и человека. Кровь лошади и человека была обнаружена и на топоре, найденном на улице. Ничего больше эксперт сказать не мог. Дело в том, что группы крови Бондаря и Галиева оказались одинаковыми (как вполне могло случиться в деле Карамазовых). Следствие зашло в тупик.
Прокуратура области назначила повторную экспертизу, прислав кости черепа убитого чабана и оба топора в Институт судебной медицины. Все вопросы, ответы на которые предстояло дать специалистам, сводились к одному: если смертельные ранения Галиеву были нанесены топором, то не одним ли из двух, найденных на месте преступления?..
Отдел института, куда поступили вещественные доказательства, был организован в 1935 году известным московским судебным медиком Ю. М. Кубицким. Перед отделом стояла задача разрабатывать и внедрять в практику физико-технические методы исследования, направленные на решение судебно-медицинских проблем. За прошедшие годы здесь освоены способы макро- и микрофотографирования, эмиссионный и абсорбционный спектральные анализы, рентгено- и электрография, фотометрия, разработаны основы судебно-медицинской остеологии (дисциплины изучающей костный скелет). Здесь же «на паях» с Центральным научно-исследовательским институтом судебных экспертиз созданы методы отождествления или идентификации орудий по следам повреждений на костях и одежде - судебно-медицинская трасология.
Трас - это след. Следовательно, трасология - наука о следах. В криминалистике и судебной медицине она стала применяться в нашем веке. Но трасологом-практиком был еще первобытный человек. По сломанной ветке, примятой траве, сдвинутому камню, клочку шерсти на коре дерева, по едва заметной царапине или отпечатку лапы он отыскивал зверя или врага - равно как и друга - и в заросшей ковылем степи, и в дремучем, сумрачном, без лучей солнца лесу.
«Я человек известный в этих местах, и, может быть, одно из моих имен дошло до вашего слуха... Между войсками и охотниками по эту сторону Озер имя мое Следопыт, потому что я никогда не сбивался на одном конце следа, когда на другом был минг или друг, ожидающий моей помощи.
...Услышав последнее имя, Мабель радостно всплеснула руками и повторила:
- Следопыт!
- Так именно зовут меня. Я заслужил это имя больше, чем многие вельможи свои титулы, хотя, по правде говоря, больше горжусь, когда прокладываю себе дорогу там, где нет следов, чем там, где они есть...»
Уже многие поколения детей увлекаются похождениями славных следопытов, любимых героев Фенимора Купера, не подозревая, что перед ними демонстрируют свое высокое искусство трасологи прошлого.
У современных криминалистов задачи, разумеется, иные. И интересуют их лишь те следы - комплекс самых разнообразных по природе признаков, которые в совокупности своей отображают внешнее строение предметов, их образующих.
Мы живем в материальном мире, где каждый окружающий нас предмет неповторим, индивидуален. Его индивидуальность определяется рельефом, бесконечным разнообразием неровностей-признаков поверхности. Тщательно отполированные металлические шарики, используемые, скажем, в подшипниках, имеют шероховатости, обнаружить которые можно на участке в 0,01 квадратного миллиметра. Если иметь соответствующие технические средства, то неровности можно найти даже на поверхности кристаллов, которая считается идеальной, или, как говорят в технике, ювенильной.
Понятно, что отыскать характерные признаки орудий и инструментов несравненно легче. На их рабочей поверхности всегда много всевозможных зубцов, зазубрин, царапин, выступов и выбоин, которые к тому же имеют свою длину, ширину, глубину и высоту. Все эти случайные признаки, возникшие в процессе изготовления, эксплуатации и заточки орудий и инструментов, отражаясь на предмете, образуют интересующий криминалистов индивидуальный макро- и микрорельеф.
К трасологической экспертизе - одному из новейших методов судебно-медицинского исследования - следствие прибегает в тех случаях, когда необходимо определить следы, оставленные на одежде, костях и хрящах потерпевшего колющими, режущими и рубящими орудиями, а также ударными тупыми предметами с ограниченной поверхностью, например молотком или обухом топора.
А много ли можно установить по следу орудия или инструмента? Очень много. Прежде всего способ его образования, направление воздействия и положение орудия в момент нападения, наконец, вид орудия и его самое.
Иногда только такая экспертиза и может дать следствию ответ на вопрос о виновности того или иного человека. Так и случилось однажды в одной из деревень Смоленской области в праздничный - праздник престольный - день.
Встретились утром два друга - Василий и Петр. Выпили они в одном месте, выпили в другом, потом зашли в дом к Василию, снова выпили. И вспыхнула ссора. Петр, хотя и пьяный, понял: добром не кончится. Вырвался и побежал. Василий бросился следом, прихватив со стола нож, а выбегая, крикнул: «Батя, наших бьют!» Отец схватил мотыгу и тоже побежал за сыном. А на улице народу тьма - праздник... Петр, убедившись, что не уйти, выхватил у кого-то палку, поднял над головой и кричит: «Не подходи, убью!»
Куда там. Схлестнулись они, трое. А когда растащили их, смотрят, лежит Василий на земле и не дышит. Мертвый. И никто не знает, кто его ударил. То ли Петр, то ли отец. И каждый говорит: не я. Разберись попробуй.
Арестовала милиция обоих, пришел следователь к судебному медику. Выручайте, говорит. И врач разобрался. По оставленному на голове убитого следу, сравнив его с экспериментальными следами, полученными от орудий, бывших в тот роковой момент в руках Петра и отца погибшего, эксперт установил, что смертельное ранение могло быть нанесено мотыгой, которую держал в руках отец Василия, и не могло - палкой Петра...
Твердый предмет при встрече с другим твердым предметом непременно оставляет след. Однако в некоторых случаях он неопределенный, безликий. Проколите перочинным ножом кусок кожи. Что останется? Треугольный разрез с широким основанием (соответственно тупой стороне) и острым углом. Но такие основание и углы могут оставить десятки ножей. Следовательно, это признаки общие. Сталкиваясь с такими следами, эксперт в лучшем случае имеет право заключить, что разрез мог быть образован как ножом, присланным на исследование; так и любым другим, имеющим такие же форму и размеры.
Конечно, это немного. Но иной раз помогает и такое заключение. Мечта же любого следователя и эксперта, чтобы общие признаки дополнялись частными: отпечатками зазубрин, впадин и шероховатостей. Тут уже будет виден индивидуальный «почерк» орудия. Тут уже по совокупности частных признаков, в зависимости от их величины и выраженности эксперт получает право давать категорическое заключение.
Одна из первых трасологических экспертиз примерно в том виде, как они ведутся в наши дни, была выполнена в 1905 году. Неподалеку от местечка Фихтельберг, что в Саксонии, обнаружили труп с огнестрельным ранением. Однако нарезы пули, извлеченной из трупа, оттиснулись на тканях потерпевшего недостаточно четко. Тогда некто Кохель, кому было поручено расследование убийства, решил прокатать пулю по пластинке, залитой смесью воска с окисью цинка. Затем с полученного таким образом оттиска он сделал гипсовый слепок, на котором можно было различить семь нарезов.
Вскоре поблизости от того места, где был найден труп, обнаружили ружье. Вот тогда-то и пригодился заготовленный загодя слепок. Из ружья сделали несколько пробных выстрелов, со стреляных пуль получили гипсовые слепки, их сфотографировали, а фотографии сопоставили. Они оказались аналогичными одна другой. Разыскать же по ружью его владельца большого труда не составляло.
Так в криминалистику, а затем и в судебную медицину вошел метод определения конкретного орудия по наложению макро- и микрофотографий. С тех пор подобные исследования начинаются с воспроизведения следов предполагаемых орудий преступления в эксперименте, чтобы затем сопоставить их со следами повреждений на исследуемых вещественных доказательствах. Чьи следы - огнестрельного оружия или холодного - безразлично. Главное, чтобы экспериментальные следы были выразительными, убедительными для сравнения и однородными, сколько бы их ни получали. Однородость лишний раз подтверждает, что данный след мог быть оставлен именно этим орудием. И, наконец, самое важное в эксперименте - повторить угол встречи между орудием и поверхностью, по которой наносится удар. Иначе следы, оставленные даже одним и тем же орудием,- его «факсимиле» - сместятся и не совпадут в такой степени, чтобы суд учел их в своем решении.
Чем с большей силой наносится удар, чем разнообразнее рабочая поверхность орудия и чем пластичнее, а также плотнее следовоспринимающий материал, тем больше информации получает судебный медик для ответа на поставленные перед ним вопросы...
Несравненно сложнее была экспертиза по делу Бондаря. Ведь здесь медики имели дело с двумя одинаковыми по форме топорами.
На костях черепа Булата Галиева, как и писал врач, осматривавший убитого на месте преступления доктор медицинских наук М. Б. Табакман увидел два линейных, с ровными краями, повреждения длиной до десяти сантиметров. В лобно-височно-затылочной области повреждение было больше и иной формы. Судя по всему, именно на это место пришелся самый сильный удар, и орудие проникло в вещество мозга на большую глубину. Характер всех трех повреждений указывал на то, что они возникли под действием острорубящего орудия.
Как правило, наибольшую ценность для следственных органов представляют категорические заключения эксперта. В трасологической экспертизе нескольких орудий, одним из которых могли быть нанесены повреждения, такое заключение должно бы звучать так: данный след оставлен орудием таким-то - обычно под номером - и никаким другим. Для этого желательно получить в свое распоряжение устойчивые следы, наиболее отчетливо отображающие особенности, в том числе индивидуальные, ранящего орудия. Чаще всего они остаются на плоских костях, преимущественно на костях свода черепа.
На ровных краях всех повреждений черепа виднелись достаточно четко выраженные валики и бороздки - трасы, отражающие дефекты лезвия действовавшего орудия. (Кстати, размеры и глубина повреждений костей укрепили специалистов в первоначальном мнении, что наиболее вероятным орудием мог быть топор.) Сфотографировав их при одинаковом освещении и увеличении и сопоставив снимки, эксперт сразу же убедился, что повреждения нанесены одним и тем же орудием.
Обратите внимание: одним и тем же орудием, но не одним и тем же человеком. Это принципиальная разница. Тем и отличаются заключения судебно-медицинского эксперта: он утверждает лишь то, что говорят ему объективные данные научных исследований.
Теперь Табакману предстояло ответить на основной вопрос: могли ли быть следы, имеющиеся на черепе, оставлены одним из присланных на экспертизу топоров.
Для этого необходимо было сравнить следы на черепе убитого с экспериментальными. С этой целью эксперты используют различные специальные поверхности, чаще всего - поверхность налитой на стекло вазелино-восковой массы.
Эксперт медленно и осторожно снимает лезвием одного топора тонкий слой воска. На поверхности остаются следы. Одно стекло, второе, третье... Потом другой топор.
Это еще хорошо, когда предполагаемых орудий преступления всего два. Бывали случаи, когда их в институт присылали до полутора десятков и даже больше. Представьте, сколько стекол с тонкими, подчас неуловимыми следами приходилось обрабатывать. И все вручную. Правда, последнее время судебные медики с этой целью начали пользоваться микротомами - приборами, которые в биологии и медицине применяют для получения тончайших срезов ткани, например кожи, необходимых для микроскопических исследований. Незначительно видоизмененное, специально сконструированное зажимное устройство позволяет укреплять в микротоме нож и даже топор, не снятый с топорища, под каким угодно углом. Микротом значительно облегчил один из этапов трасологической экспертизы.
Теперь в руках у эксперта несколько стекол со следами на вазелино-восковой массе. В целом - это картина трас, отображающих мельчайшие дефекты самых различных участков лезвий обоих топоров. Их сравнивают между собой по степени выраженности каждой, ширине и взаиморасположению, а затем сопоставляют с исследуемыми следами на костях черепа. Уже такое предварительное сравнение позволяет либо исключить все участки лезвий топоров как предполагаемых орудий преступления, либо определить, какой из них. является наиболее возможным.
Затем приступают к самому ответственному этапу эксперимента: на новые стекла с массой наносят следы уже только выбранным участком топора, стремясь максимально соблюсти необходимый и единственно возможный угол встречи, под которым нападающий, как было в момент убийства Галиева, нанес смертельные удары топором.
На всех экспериментальных следах, сделанных одним и тем же участком одного и того же топора на одном и том же расстоянии одна от другой - вот он, угол встречи! - повторялись одни и те же трасы, менее или более выраженные. Все они были сфотографированы. И осталось только сопоставить фотографии трас с вазелино-восковой массы и с костей черепа.
Предварительное заключение было выслано телеграммой. Она была краткой, но достаточно выразительной: повреждения могли быть нанесены топором два.
Окончательное заключение звучало более подробно. «Были отобраны изображения наиболее рельефных трас на вазелино-восковой массе,- писал эксперт,- а также изображения следов на краю рубленого повреждения в лобно-височно-затылочной области черепа. Результат их сопоставления: установлено достаточно выраженное совпадение в характере взаиморасположения трас на одном из участков экспериментального следа, сделанного топором два, с трасами на краю костного повреждения; фотомонтаж прилагается».
Под номером два значился топор, изъятый при обыске в землянке Зиновия Бондаря!..
Без преувеличения можно сказать, что именно такое заключение и предрешило исход дела. Докажи эксперты, что следы на черепе убитого не могли быть оставлены присланными топорами, или даже больше того, что смертельные ранения могли быть нанесены топором под номером один, найденным в траве, как задача следствия усложнилась бы до чрезвычайности. Потому что только топором под номером два никто другой, кроме Зиновия Бондаря, как к началу экспертизы установил следователь, воспользоваться не мог.
Такое же значение приобретала бы трасологическая экспертиза по делу Карамазова, если бы врачи не смогли различить антигенной характеристики крови Григория и Федора Павловича. Все внимание - на следы, оставленные на проломленной голове убитого. Предполагаемое орудие: медный пестик? Извольте. Судебно-медицинская экспертиза отвергла бы его при первом же, еще предварительном осмотре. И тогда неминуемо возникла бы задача найти иные орудия, одним из которых вполне могло оказаться чугунное пресс-папье. Применив современные методы исследования, врачи сумели бы обнаружить на нем следы крови, подтвердить совпадение в характере проломов на костях и в эксперименте, а криминалисты - отыскать отпечатки пальцев истинного преступника.
Кстати, уже после того как была завершена экспертиза по делу Галиева, специалисты Института судебной медицины решили более внимательно осмотреть второй топор и в глубоких расщелинах рукоятки нашли следы крови человека. Ее было мало, поэтому группу крови определить не удалось. Но обнаруженная кровь в какой-то степени позволяла представить последовательность поступков убийцы. Он тщательно вымыл топор, которым несколько раз ударил Галиева по голове, и решил, что тем самым скрыл следы преступления. Наоборот, топор, которым он пользовался, разделывая туши животных, мыть ему было ни к чему. Пусть думают, решил Бондарь, что именно этим топором, валяющимся на траве, и был убит чабан Галиев. А мало ли кто мог пройти мимо него в ту роковую ночь. Но расчеты преступника не оправдались.
Трасологическая экспертиза по делу об убийстве Галиева наиболее типична. Сложность ее определяется обязательным изучением объемных, или, как говорят криминалисты, трехмерных следов. Поэтому последние годы специалисты упорно разрабатывали методы изучения профиля оставленного следа. Его графическое, а следовательно, уже двухмерное - в плоскости - изображение легче изучать; к тому же в этом случае легче получить наиболее полную, неискаженную информацию о внешнем строении исследуемого предмета. Больше того. Появляется возможность снять с профиля профилограмму, данные ее выразить в цифровых показателях и математических формулах, закодировать их и обрабатывать с помощью вычислительных машин. Трасология, как и другие методы судебной медицины, становится точной дисциплиной.
Впервые такая экспертиза была проведена в 1926 году. Греческий-криминалист Георгиадис вынужден был исследовать пулю с чрезвычайно невыразительными на глаз следами. Тогда он попробовал сконструированный им особый самописец. Укрепленная в зажиме пуля вращалась вокруг своей длинной оси перед регистрирующим аппаратом, острие которого - нечто вроде щупа - скользило по всей ее поверхности. Незначительные перемещения, вызванные движением острия по неровностям, усиливались и через специальный рычаг передавались на вращающийся цилиндр. Зафиксированная на ленте цилиндра извилистая кривая соответствовала изменениям рельефа поверхности пули. Такую же кривую нетрудно было получить с другой пули после экспериментального выстрела. Затем оба профиля сравнили.
Однако автор, сообщивший о своем методе, сам же указывал на его дефекты, прежде всего на чрезмерную сложность и «деликатность» аппаратуры. Поэтому он предлагал пользоваться графическим способом - сопоставлением профилограмм - лишь в дополнение к другим, уже известным методам. С тех пор о нем забыли.
Несколько лет назад в нашей технической печати промелькнуло скромное сообщение инженеров московского завода «Калибр». Они сконструировали профилограф, необходимый им для точного измерения класса обрабатываемой поверхности полированных металлических шариков для подшипников.
Заметка попала в руки сотрудников Института судебных экспертиз, давно искавших подобный прибор. Так состоялось второе рождение этого метода.
Начальные этапы трасологической экспертизы с использованием профилографа и экспертизы обычной ничем не отличаются. Так же получают и исследуют следы орудий на полимерных массах и сравнивают их со следами, оставленными на костях потерпевшего. Но если раньше на этом исследование заканчивали, то теперь лишь после этого начинается основной этап работы.
Экспериментальный след рассекают - получают профиль, с которого для изучения всех его индивидуальных особенностей снимают профилограмму. Преимущества неоспоримы: функции глаза исследователя передоверяют «равнодушным» и всегда объективным аппаратам, таким, например, как щуповой профилограф или регистрирующий микрофотометр.
Теперь уже не говорят: «Выявляется сходство». Ныне заключения судебно-медицинских экспертов базируются на математически четко выраженных общей форме профиля, его среднеарифметическом отклонении, максимальной и средней высоте неровностей, их форме, ширине. Наконец, и угол встречи, от которого так велика зависимость окончательного вывода трасологической экспертизы, определяется не «большим» или «меньшим» наклоном руки эксперта, а всегда точной и объективной величиной.
...Больше ста лет прошло с тех пор, как в городе Тобольске пострадал невиновный в убийстве отца поручик Ильинский и его трагедия гениально трансформировалась под пером Достоевского в трагедию Дмитрия Карамазова.
В несчастье Карамазова косвенно оказалась виноватой и судебная медицина. Ее методы в те далекие годы не могли высветлить следствию дорогу к истине.
Все обстояло бы иначе, случись нечто подобное в наши дни. Реакции современной судебно-медицинской иммунологии и трасологические методы исследования заставили бы «заговорить» многочисленные вещественные доказательства преступления - все тайное непременно стало бы явным.
